ИКОНЫ. МИСТИКА ИЛИ МИСТИЦИЗМ?

ИКОНЫ. МИСТИКА ИЛИ МИСТИЦИЗМ?

Иконоборцы отрицали в иконах онтологическую связь с Первообразом.

А если так, то целование икон, каждение им, возжигание лампад –

есть преступное идолопоклонство!

Свящ. Павел Флоренский

Вначале серьезного разговора — небольшая картинка «с натуры».

Вот, заходит в церковь современный «язычник», в поисках своего мирского счастья, смотрит на все широко открытыми глазами и спрашивает: - «Бабуль, куда поставить свечку, чтоб «помогло»? — Вон, ставь к чудотворной иконе, она точно поможет, она намоленая. Проходящий мимо батюшка поправляет: да ставьте к любой иконе. Главное, проявите веру Господу Богу, и любая икона для вас станет чудотворной.

— Да что вы такое, батюшка, говорите, — возражает бабушка. У нас в храме только одна икона чудотворная, веками намоленая, вот только храм еще не намоленый, новый совсем. Тут батюшка уже возмутился: так что же для вас иконы и храм — это батарейки по накоплению благодати»?

Всем понятно, что творит чудеса не икона, а Бог, почему же тогда икона называется «чудотворная»? Влияет ли такая подмена понятий на результат молитвы и на саму религиозную психологию людей? Да, к сожалению, еще как влияет! И не только на души людей, но и на церковную кассу!

В самом деле, народ толпами ищет намоленые иконы, храмы и даже источники. На этом построен огромный паломнический бизнес. Что поделать, род лукавый, по слову Христа, ищет знамений (чудес) (Мф. 12, 39).

Или вот, разговор двух современных «намоленых мистиков»: «Люба, давай на выходные опять к Саровскому – там такая благодать! Особенная! Я как в источник окунулась – вышла другим человеком. Вот это сила! – Нет, я лучше к Александру Свирскому. К нему Сама Троица приходила, у него даже рука теплая, давно не прикладывалась».

Вот она — беда современного православия — магический подход к источникам, мощам, храмам, иконам, свечам, поясам и вообще к духовной жизни в целом. Новые иконы, например, в Греции, еще не успевшие «накопить» благодати, вообще непопулярны, поэтому их специально уродуют «под старину».

Православные ко всему относятся «магически». Крест оберегает их сам по себе (как и языческий амулет), так же и другие святыни. Случайные люди, заходя в церковь, не знают, как объяснить всю эту мистику церковную и смотрят на все с недоумением: приложил платочек к чудотворной иконе или к мощам и все — платочек освященный. Хочешь, чтобы молитва оберегала от бед — надень на себя пояс «живые помощи». Ну, а если еще и маслицем иерусалимским себя помажешь — вся вражья сила побежит от тебя сломя голову. Всем известно, что бесы боятся ладана и святого масла.

Но если серьезно — зададим себе вопрос: что будет с нашей церковью (как организацией), если убрать из нее всю эту религиозную атрибутику — она обнищает духовно или наоборот — обогатится духом? К сожалению, по мере того, как Дух Святой уходит из жизни церкви, его место заполняет дух языческий. Евангелие называет это «мерзостью запустения».

Случайно ли то, что в Евангелии ни одно лицо не имеет описания своей внешности? Если нет, то возникает вопрос: помогает ли внешнее описание Христа (икона) прийти к Богу? Какова их роль в деле нашего спасения? Практика показывает и сегодняшнее массовое охлаждение к Богу особенно, что наличие изображений, а также мощей и других святынь, возвращает людей к язычеству. Рассмотрим подробнее, почему возникает такой «психологический эффект»?

Когда мы знаем Бога, тогда внешним святыням мы не придаем большого значения, а когда душа пуста и лишена общения с Богом, тогда она ищет внешнего поклонения. В результате человек погружается в религиозную систему запретов и предписаний, и ищет хотя бы внешнего «сакрального пространства». Тогда возникает ложный мистицизм, не имеющий ничего общего с подлинным христианством. Отсутствие духа с избытком «компенсирует» церковная атрибутика.

Такое культовое служение Богу требует уже не просто фотографий святых, а их стилизации в каноническом стиле. Для этого существуют специальные художники-иконописцы, которым тоже, кстати, следовало бы воздавать почтение наравне с иконами. Св. Афанасий Великий говорит: «Если в искусстве чествуется Бог, то надлежало бы поклоняться и людям, как виновникам искусства, т.к. они хотя бы разумны» (Св. Афанасий Великий, Избранные творения, М., 2006, глава «Против язычников»).

Но мы часто не знаем ни тех, кто писал, ни того, кто изображен на иконе, поэтому не можем быть уверены, что обращаемся к святому, а не к мифическому образу, созданному в воображении. Написанное на иконе имя тоже неспособно возвести наш ум к первообразу, это понятно – если бы возводило, то фотография любого бородатого мужчины с надписью «Иисус Христос» стала бы лестницей к Богу.

Сегодня, с развитием изобразительных технологий и фотографии живописная проповедь стала совсем бессмысленной. Изображения преследуют человека на каждом шагу, и человек привык не обращать на них внимания. Языческий «образ» больше не имеет силы «прорубить окно» в духовный мир, поэтому большинство образованных язычников охладело к этой форме идолослужения. О ком же сказано в Откровении, что и после великих бедствий они не перестали покланяться идолам своим? Не о нас ли? Для христиан остался актуальным соблазн приблизиться к Богу более легким путем – путем внешнего поклонения.

Технологии развиваются и сейчас можно было бы спросить у Феодора Студита: проклял бы он тех, кто не хулит, но и не поклоняется фильму Гибсона «Страсти Христовы»? Ведь это не просто благовестие в красках, а чуть ли не ожившая икона Христа. А цифровые носители изображений ничуть не хуже деревянных. Правда, в те времена никому бы в голову не пришло изображать Христа с помощью лицедейства.

Тем не менее, Седьмой Вселенский Собор под страхом проклятия принуждает нас почитать не только стилизованные (канонически написанные), но и живописные изображения. Значит ли это, что какая-то Джоконда с надписью «Богородица» или Сикстинская Мадонна достойны такой чести? Не подсказывает ли нам сердце, что это больше насмешка над ее личностью, чем сама Дева Мария?

А как рисуют Христа, нашего любимого Господа? Нравится ли Ему все это? По большей части, это не что иное, как явное оскорбление Его, а не «помощник» на молитве. Недаром святые отцы строго запрещали представление в уме не только образов Христа, но и вообще любых образов. Чем этот грех (нарушение заповеди о поклонении изображениям) отличается от греха лицедейства? Артисты так же изображают Христа, надевая на себя Его маску, не имея ни малейшего о Нем представления.

Наши богословы в один голос говорят, что «икона — это школа молитвы», однако ни одного учебника или практического руководства вы не найдете. Всем понятно, что «образо-творческая» молитва приведет к прелести. Поэтому допустима лишь икона «сюжетная», как иллюстрация, или «библия для неграмотных», как называли ее святые отцы. Однако, неграмотных уже нет, а икон все больше и больше.

Мы словесные овцы Христовы и должны оставаться таковыми. Богу невозможно поклониться иначе, как только Духом, ибо Он живет в сердце. А святым, как творению, тем более. Какова была бы реакция Иоанна Крестителя, если бы апостолы стали воздавать религиозное поклонение его отрубленной голове (иконе), как это делаем мы сейчас — кадим иконам и кланяемся им? Каждение как раз и было принесением жертвы в язычестве.

Первые христиане умирали, отказываясь бросить щепотку ладана даже не языческому «богу», а их местночтимому «святому», которому приписывали божественное достоинство. И нам так же прилично не поклонение, а почитание святых, а это принципиальная разница, ведь поклонение принадлежит только Богу.

Имея у себя в келии икону Божией Матери, Серафим Саровский относился к ней совсем не так, как Павел Флоренский. Без сомнений. А Иосиф Исихаст и вовсе не имел перед собой иконы, а молился в полной темноте и с закрытыми глазами, как и пишет о себе.

Григорий Палама говорит, что «через икону» можно поклониться Господу и святым, хотя сам он и его ученики молились сидя и с опущенной головой. Игнатий Брянчанинов утверждает примерно то же: «Стой перед Господом, иконою Своею присутствующим в том месте, где она находится, но ум твой храни безвидным. Иначе... воображение Господа или святых приведет душу в состояние самообольщения».

Другими словами, смотреть на образ надо, но не видеть его (не «воображать» Господа). Я не представляю, как это возможно. В таком случае, лучше просто закрыть глаза. Единственный обозначенный «плюс» при этом – создание психологического «эффекта» присутствия Господа (в иконе). Но это - для любителей нездоровой языческой мистики, желающих забыть, что Бога в иконе не больше, чем в других предметах. В душе Его наверняка больше, чем в иконе.

Говорят, через иконы мы почитаем первообразы. Допустим. Но где объяснение – каким образом «почитаем» - по языческому образцу или по-христианскому? Ведь почитание — это не поклонение как святыне. Роль иконы здесь (как картины) — чисто внешняя, а не мистическая. В таком случае, задерживать на ней взгляд, как-бы обращаясь к изображению с молитвой, категорически запрещается, иначе молитва, как образно-мечтательная, приведет к прелести.

Особенно «помогают» в этом контексте иконы древние, потемневшие, на которых изображения почти не видно. Зато доска «намолена», от нее можно получить Духа Святого, если приложиться с верой в то, что «поможет». Вот оно, родное язычество, как глубоко сидит и как не хочется с ним расставаться!

Думаю, лучше всех выразился по этому поводу св. Феофан Затворник, что «Сила не в иконах, и не в людях, прибегающих к ним, а в Божьей милости» (снисходящей к нашей языческой немощи).

Христиане чтут Бога молитвой без «образов», т.е. Духом и образом жизни, а не сгибанием спины. Духовному человеку (не язычнику), которому дана живая вера, не позволено кланяться никому, кроме Бога (Откр. 22, 8, 9), а «внешних» пусть судит Бог.

К счастью, мы «не доросли» до языческого поклонения (еще «растем»), где к изображению, т.е. росписи крышки над мумией языческого «святого», относились как к присутствующему небожителю (посвященный после обряда мумификации превращался в Озириса), что отражало онтологическую, т.е. реально существующую, соединяющую «тот мир» с нашим, связь между иконой, самой мумией и молящимся.

Египтяне расписывали сначала лица умерших, чтобы придать им вид небожителей, а затем изображали стилизованные лики на крышках саркофагов.

Именно этот «футляр надетый на мумию, — по свидетельству почитаемого всеми богослова свящ. Павла Флоренского, — и был первым родоначальником иконописи» (П. Флоренский «Иконостас», Спб., 2014, с. 162). Представление о некоей «духовной» связи иконы с умершим, возникшее в древности у язычников, развилось у египтян в целое богословие, перешедшее в православие через гностиков, которые были первыми изготовителями и поклонниками икон.

Этих первых христианских еретиков и идолопоклонников обличал самый авторитетный отец первых веков св. Ириней Лионский в своем труде «Против ересей».

Симон Волхв и николаиты наиболее известны из гностиков, так как за свое нечестие и стремление соединить язычество с христианством «удостоились» сугубого осуждения в Писании. Онтологическая связь образа с первообразом, согласно их учению, делает икону духовным окном и даже своеобразным телом святого в мире, посредством которого мы имеем с ним общение.

К сожалению, мы позаимствовали у Египтян не только футляр, но и его духовное наполнение, т.е. надели мистическую маску и сами стали «иконой», а не духовными логосами, подобными Христу, ведь, согласно Флоренскому, «В маске человек есть икона» (П. Флоренский, Философия культа, М., 2014, с. 499).

Гностическое «богословие иконы» получило дальнейшее развитие. Не только священническая одежда, но и прочая внешность стали иконой Христа. Песнопение определенным церковным стилем есть тоже икона, связывающая поющих с Церковью небесной. Утвержденная форма богопочитания становится иконой, которая имеет сама по себе онтологическую связь с Царством Небесным и его первообразами, и поэтому уже неважно, кто там скрывается под маской (за иконой) священнических одежд и распевных восклицаний — пусть даже корыстолюбивый содомит.

Официальной церкви такое «мистическое» богословие очень выгодно. Оно нужно для того, чтобы на недоумение верующих был богословски обоснованный ответ — таинства не зависят от того, совершает ли их развратник или святой, они, мол, все равно совершаются. Не заглядывать под маску!

Другими словами, надел маску (или тебе надели во время рукоположения) — и стал человек «трансцендентным» для всех и вся, в том числе и для себя, по этой логике. Очень удобно — личные грехи на мою маску не влияют. К тому же, еще один жирный плюс: стал «раздаятелем» Самого Бога, т.е. Благодати, как «совершитель» таинств, поставив всю церковь от себя в зависимость.