«ИКОНОСТАС» ФЛОРЕНСКОГО И «ТАЙНА БЕЗЗАКОНИЯ»

«ИКОНОСТАС» ФЛОРЕНСКОГО И «ТАЙНА БЕЗЗАКОНИЯ»

Хорошо, что ты ненавидишь дела николаитов (гностиков)… и учение их, которое и Я ненавижу (Откр. 2, 6, 15)

Давайте более подробно исследуем духовную болезнь мистического православия. Ее диагноз так хорошо описывает специалист в этой области — о. Павел Флоренский.

Итак, гностицизм подменил веру эзотерическим знанием (гнозисом). Это была попытка (небезуспешная) развития христианства через модели языческой философии, иудейской мистики и магии. Недаром предтечей гностицизма в христианстве считается Симон Волхв (Деян. 8, 9-24). Икона (языческая по происхождению) и вообще использование изображений в религиозной практике возвращает нас к их истокам — языческим культам.

Известный и почитаемый всеми богослов Павел Флоренский в своих изысканиях: «Философия культа» и «Иконостас» открывает перед нами целый мир «мистического гностицизма» проделав огромный сравнительный анализ с современной православной практикой.

Павел Флоренский говорит, что «Иконоборцы не отрицали полезность религиозной живописи, но отрицали в иконах онтологическую связь с первообразом… а если так, то целование икон, каждение им, возжигание им свеч и лампад… не может не расцениваться как преступное идолопоклонство. Теперь же сами почитатели учат по-иконоборчески, сами не понимая отстаивают они икону или отвергают» (П. Флоренский «Иконостас», Спб., 2014, с. 50). Следовательно мы с вами в любом из этих двух случаев идолопоклонники.

Далее свящ. Павел говорит о языческом происхождении икон. Для египтян, к примеру, они были единственным «окном» в потусторонний, духовный мир. Языческий Египет имел то же богословие, что и современное осмысление иконы, о чем и рассказывает Флоренский в своем «иконостасе»: «Когда языческая маска выдохлась (т.е. появилось неправильное к ней отношение. -сост.) и в нее вселились чуждые, уже непричастные религии силы, тогда прикосновение к маске стало оскверняющим. Отсюда строгие церковные запреты против личин и ряжения» (исполняются ли они?) (П. Флоренский, Иконостас, Спб., 2014, с. 161).

К сожалению, «священная суть маски не только не погибла… но отделившись от ее трупа, создала себе художественное тело. Это — икона… Она унаследовала задачу ритуальной маски… в этом наиболее тесная связь иконы с Египтом» (цит. соч. с. 161, 162). Отсюда паволока на иконе, левкас, специальная краска и т.п.

Воистину, «Если начаток свят, то и целое, и если корень свят, то и ветви» (Рим. 11, 16). Наше дерево отсекло себя от евангельских корней, поэтому и засыхает.

Таким образом, постфактум мы допускаем культурное иконописное наследие, но должны отделять его от культа, в котором икона, якобы, должна участвовать. Культа языческого по происхождению и содержанию, согласно Флоренскому.

Почему необходимо это отделение, Флоренский объясняет со свойственной ему гениальной интуицией: В религиозном культе, сопровождаемом поклонением, «икона не изображает свидетеля, а есть самый свидетель. Не икону надо изучать, как памятник искусства, но это сам святой ею научает нас» (цит. соч. с. 168). Такое ее использование, по Флоренскому, не «делает ее вещью среди других вещей». Действительно, тогда оно делает ее идолом, требующим уже не просто почитания, а благоговейного поклонения!

Но, допуская такой вывод, мы как раз и уничтожаем религиозную функцию иконы как «помощника» на молитве. Ведь, чтобы не скатиться до Египта, используя икону как «дверь» в духовный мир, мы сначала должны «обезвредить» в своем сознании именно это ее «онтологическое» влияние. Но в таком случае, это уже не икона, а картинка.

С одной стороны, нельзя смотреть на икону как на идола, но без этой «онтологической связи» (которая превращает ее в идола) нельзя и пользоваться ею просто как «культурным наследием», ибо тогда тоже, по Флоренскому, мы становимся идолопоклонниками (цит. соч. с. 50). Молиться и кадить иконе просто как «культурному наследию» было бы глупо.

Возникает тупик. Так все же определитесь, люди, идолопоклонники вы или нет? Может вы, подобно египтянам, с помощью иконы хотите «прорубить окно» в духовный мир? И в этом мире (особенно в церкви) все для вас, как и для Флоренского, оживет и станет «священным», «мистическим» и «трансцендентным», вплоть до ковриков-«изоляторов», т.е. орлецов, подкладываемых владыкам под ноги, которые «изолируют» их от окружающей реальности (П. Флоренский, Философия культа, М., 2014, с. 448).

Завершая свою работу, Флоренский, может даже неожиданно для себя, как честный и дотошный исследователь, подводит резюме: «…религия (христианская. -сост.) распалась (в ситуации с иконами. -сост.), пятно проказы умертвило этот участок жизни и должно возникнуть опасение, как бы это отщепление не пошло далее» (П. Флоренский, Иконостас, Спб., 2014, с. 168).

К сожалению, как показывает исторический опыт и современность, проказа языческая пошла далее, внедрилась глубоко в тело церкви и достигла триумфа в своем развитии — мерзости запустения. Языческая «тайна беззакония» открылась и ни для кого больше не является тайной, разве только для слепых.

Однако историю не повернешь вспять и от икон никуда не скроешься, поэтому единственное спасение на сегодня — укреплять нашу духовность, молиться не «благодаря иконе», а «несмотря на нее». О, «если бы молящиеся в храме были достаточно одухотворены…» (Цит. соч. с. 40), тогда этот «костыль духовности» (иконы) не помешали бы нам предстоять в церкви Богу вместе со всем остальным «иконостасом».

Каким же образом у человека, действительно одухотворенного, происходит восхождение «от образа к Первообразу»? Святой старец Порфирий Кавсокаливит рассказывает о себе такой случай: «В церкви св. Герасима я приходил в умиление. Слушал Евангелие и умилялся. Со мной это происходило потому, что я видел икону (во время чтения. -ред.) — Самого Христа.

Однажды в великий Пяток церковь была полна народу. Я читал Евангелие, и когда дошел до: «Боже Мой, Боже Мой…», то не мог закончить фразу: «для чего Ты Меня оставил»? Голос сорвался. Трагическая сцена предстала предо мной во все своей полноте. Я увидел то лицо, услышал тот голос! Я вживую увидел Христа! Народ ждет продолжение Евангелия, а я ухожу в алтарь. Там я вспомнил другой, более красивый образ — образ Воскресения — и успокоился. Я вышел и прочитал Евангелие с начала. В тот час вся церковь плакала». Как видим, восхождение к Первообразу произошло не от образа (иконы), а от чтения Евангелия.

Итак, «Подающий вам Духа и совершающий между вами чудеса через дела ли закона [сие производит], или через наставление в вере» (Гал. 3, 2, 5)? То есть, Духа получают верующие через наставление в вере, а не через дела закона, и тем более не через беззаконие.

Таким образом, не икона зло, а наше языческое к ней отношение. Святые и к иконам и к чему бы то ни было относились духовно, а не по-язычески, ибо для них и встречный ветер бывает попутным. Как отсутствие икон в первые четыре века Духа не убавило, так же и наличие их в последующие века Святого Духа не прибавило.

Наличие Духа, а не икон, определяет Церковь — храм это или мертвецкая. Не было икон в первые века, не было и соблазна для людей с языческим менталитетом использовать их во зло. Отсутствует «форма», нет и необходимости наполнять ее «духовным» содержанием.

Некоторые формы и вовсе утратили содержание. К примеру, священническое или епископское благословение. Народ не знает ни происхождения этого обряда, ни его смысла. Что за «крест» накладывается на человека или на руки — загадка.

С одной стороны, думается, что Господь не требует от человека «языческого формата» того, на что он не способен, и, может быть, примет любую ревность, даже не по разуму? Можно ли, исходя из этого рассуждения, допустить, что «язычник, с осязаемым жаром молящийся своему идолу, воистину молится богу»? Увы, вера в ложь губит, по меткому выражению св. Игнатия (Брянчанинова), и только вера в истину — спасает. А незнание не освобождает от ответственности, как известно (Лк. 12, 47).

Историческая справка:

Определением второго Седьмого Собора 787 г. повелевается: «Чем чаще при помощи икон они (Божия Матерь и Христос) являются предметом нашего созерцания, тем больше взирающие на них возбуждаются к воспоминанию о самих первообразах; (напоминание и созерцание - одно и то же? — сост.) приобретают более любви к ним и получают побуждение воздавать им лобзание, почитание и поклонение, но никак не служение (λατρεία), которое по вере нашей приличествует только Божественному естеству…». «…Над иконами не читается молитва, потому что они по самому имени полны святости и благодати».

Но разве поклонение, каждение, молитвы и песнопения это не служение? ...не поклоняйся и не служи им (изображениям), гласит заповедь (Исх. 20, 4, 5 и др.).

Первый Седьмой Собор 754 г. постановил обратное: «Нечестивое учреждение лжеименных икон не имеет для себя оснований ни в Христовом, ни в отеческом, ни в апостольском учении, нет также специальной молитвы, освящающей их, (сейчас иконы часто освящают по чину «всякой вещи». –ред.), чтобы из обыкновенных предметов сделать их святыми, но они постоянно остаются вещами обыкновенными, не имеющими никакого особенного значения, кроме того, какое сообщил им иконописец».

При императоре Льве V (813 год) вновь были признаны решения Собора 754 г., но ненадолго. Императрица Феодора сместила патриарха иконоборца Иоанна IV и на его место поставила защитника иконопочитания Мефодия, который созвал собор, подтвердил определения собора 787 года и опять подверг отлучению иконоборцев.

Однако, это не значит, что так же поступал и Христос — отлучал и предавал «анафеме», а затем опять «принимал». Хотя каждый раз повторялось: «Изволися Духу Святому». Столько веков терпели друг друга и вдруг «осенило»: надо анафематствовать инакомыслящих. Пример папы оказался заразительным. Через 30 лет ответили взаимной любезностью – послали ответную анафему. Таким способом дискуссию прекратили, но проблема, как «тайна беззакония», осталась.

Еще в 726 г. византийский император Лев Исавр издал указ, обязывающий убрать иконы из христианских храмов. Его поддержали епископы Малой Азии. Кстати, в 723 г. халиф Иезид так же запретил христианские иконы на подвластных ему территориях. Мусульмане говорили, что в наших храмах слишком много «мебели».

Показателен случай и с марсельским епископом Серениусом, который приказал убрать иконы из храмов под тем предлогом, что народ воздает им неправильное поклонение. На что папа Григорий I, хваля его за ревность в борьбе с язычеством, писал, что иконы «выставляются в храмах, дабы неграмотные, смотря на стены, могли читать то, чего не могут читать в книгах». Сейчас этот аргумент совсем потерял силу.

Собор 754 г. был «первым» Седьмым Вселенским или «разбойничим», состоящим из 338 «разбойников». Он продолжался полгода. На соборе 754 г. в числе других догматов утвердили: Иконы почитать за идолов. Провозгласили также анафему защитникам икон: Патриарху Герману Константинопольскому, Иоанну Дамаскину и Георгию Кипрскому. Феодор Студит избежал анафемы, зато вскоре сам с удовольствием начал расточать проклятия иконоборцам.

Свое решение участники собора обосновали Священным Писанием, а так же творениями отцов Церкви (в оросе есть ссылки на имена святых Епифания Кипрского, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Афанасия Великого, Амфилия Иконийского, Феодота Анкирского, и др.).